DW: Роман «Дебютант» уже вышел в нескольких странах, в том числе сейчас и в России, готовится к изданию в Англии, США, Германии. Его название говорит само за себя. «Дебютант» — это идеальное отравляющее вещество, смертельный яд, не оставляющий следов. В этом смысле «Дебютант» даже совершеннее своего тезки и прототипа — «Новичка». Но параллели очевидны. Можно ли назвать книгу документальным романом?
Сергей Лебедев. Для меня это, в первую очередь, политический роман. В сугубо жанровом смысле можно сказать, что это детектив, триллер, шпионский триллер, критический триллер, но для меня это политический роман. Я давно хотел написать книгу, которая была бы посвящена не злу прошлого, которым я занимался до этого, а злу сегодняшнему, но с развернутой генеалогией этого зла. Замысел «Дебютанта» возник в 2018 году сразу после отравления Скрипалей в Солсбери, и, так сказать, спусковым крючком для его написания послужила маленькая деталь. В новостях мелькнуло название маленького города Шиханы, где, по предположению экспертов, был создан «Новичок». Большинству людей это название ничего не говорило: мало ли закрытых секретных городов на территории бывшего СССР, России, о которых мы ничего не знали и не узнаем!
Сергей Лебедев
Но я до этого писал роман, который называется «Гусь Фриц», о долгих, трудных и трагических взаимоотношениях России и Германии. Я изучал историю тайного военного сотрудничества между Веймарской республикой и Советским Союзом во второй половине двадцатых годов. Так вот: Шиханы — это был совместный секретный полигон рейхсвера и Красной армии, созданный в 1927 году для испытания химического оружия. И потом, в пятидесятые годы, именно там создали сначала филиал института органической химии и технологии, а потом и самостоятельный институт, где разрабатывались новые отравляющие вещества. Когда я увидел, что у «Новичка» есть генеалогия, что на него падает тень прошлого, я понял, что хочу писать книгу об этом. Книгу о генеалогии зла. Книгу именно политическую, потому что сегодня вся российская политика делается как спецоперация, как операция спецслужб.
— В романе человек, создавший «Дебютанта», — Калитин, химик, за которым идет охота, невозвращенец, перебежчик, — говорит о «разгуле», «шабаше» отравлений в сегодняшней России. Это и твоя точка зрения: что сейчас «разгул» по сравнению со временем советским?
— Это сложный вопрос. Насколько я могу судить как человек, знакомый с материалом и работавший в архивах, в советское время такие отравления тоже применялись. Я скорее имею в виду ту открытость, публичность, которая возникла как медийный феномен уже нового времени. В СССР такие операции были секретными или, по крайней мере, их старались проводить тайно. А сейчас они проходят фактически у нас на глазах. Их медийный и нравственный эффект, конечно, с советским временем не сопоставим. Мы видим это всё, мы видим лица людей, которые, не моргнув глазом, говорят: нет, это не мы, вот наши руки, эти руки чисты. Мы видим цинизм, бесстыдство, беззастенчивость. Это дополнительный отравляющий фактор, который сопутствует самому яду. Это бесконечное и страшное растление.
Интервью «Петрова» и «Боширова» российскому телевидению
Мне кажется, что сейчас такие эффекты даже закладываются в состав операции. Их невозможно избежать, их невозможно игнорировать, значит, надо обратить их в свою пользу. В это вписывается и то, что произошло после отравления в Солсбери, когда сидели эти прекрасные люди и говорили: мы просто туристы, ездили смотреть на замечательный собор. Такое совершенно невозможно было представить в советское время, но абсолютно — в контексте времени сегодняшнего. То есть мало попытаться убить, надо еще и поиздеваться, поглумиться над всем миром и показать ему: мы будем делать так, как считаем нужным, и вы нам ничего не сделаете.
— Одна из важнейших тем романа — отношения творца и творения. Создатель отравляющего вещества Калитин стал, как говорится в романе, фанатиком смерти: он с интересом наблюдал, как умирают люди от его агента, делая из этого определенные выводы, важные ему для его исследований. У него — я цитирую — «отсутствовала гравитация морали«…
— Начнем с того, что этот сюжет — сюжет ответственности людей науки — в советское и постсоветское время, кажется, не поднимался вообще. Можно вспомнить разве что только Солженицына, его роман «В круге первом». И вот сейчас мы видим, как разнообразных создателей «Новичка» интервьюируют. Сидят как будто нормальные люди и рассказывают, что вот они делают свою работу, спокойно объясняют: есть еще такие эффекты и такие эффекты, вот от этого умирают люди и от этого. То есть, выходит, нормально — с ними сидеть и разговаривать. Особняком стоит, конечно, Вил Мирзаянов, специалист в области химического оружия. Он тоже был причастен к созданию «Новичка», но в начале девяностых рискнул сделать публичными тайны советских химических программ и, преследуемый, вынужден был эмигрировать.
Что касается спецслужб, то я думаю, что они и существовали, и с полной преемственностью продолжают существовать вне этического поля. Какое у них главное слово в документах? «Объект». Для них человек на их профессиональном языке — «объект». Объект, с которым можно «работать». Сама такая постановка вопроса уже лежит вне морали.
Обложка романа «Дебютант»
Другое дело, конечно, что соотношение тайного и явного, секретного и публичного сегодня совершенно другое. И не только в России. Покушение на Навального вполне вписывается в новейшую историю. В 2017 году в аэропорту Куала-Лумпур был убит Ким Чен Нам, старший сводный брат северокорейского диктатора. Покушение совершили также откровенно с помощью нервного-паралитического агента. Год спустя в консульстве Саудовской Аравии в Стамбуле убили журналиста Джамаля Хашогги. Такое сегодня невозможно скрыть. В считанные дни и в том, и в другом случае установили, кто был убийцей, как убили. Но опять же: откровенность зла становится трендом. И Россия в это, к сожалению, очень хорошо вписывается.
— Во всех, ну, или почти во всех твоих романах действуют «исполнители«. В «Дебютанте» действуют разные исполнители: подполковник Шершнев, которому поручено отравить Калитина, его довольно примитивный напарник, наконец, сам Калитин — и «исполнитель», и «объект»… Похоже, что тема исполнителей очень тебя занимает...
— Во-первых, это некоторая дань моей семейной истории. Первая книга, с которой я начинал — роман «Предел забвения», — именно про исполнителя, про моего неродного деда, второго мужа моей бабушки, о прошлом которого в семье не говорили, а потом выяснилось, что он был начальником лагеря в Гулаге. Но я пытаюсь понять, откуда такие люди берутся в наше время. Мне была интересна рутина насилия, тот момент, когда насилие растворяется в документах, процедурах, протоколах и уже не воспринимается как что-то ненормальное.
Когда я читал разные документы по делу Скрипалей, я видел, что один из предполагаемых отравителей служил в Чечне. Это очень важно, потому что, как я полагаю, из этой войны выросла нынешняя беззаконная государственная власть. И из чеченской войны — наша привычка мириться с совершаемыми здесь и сейчас преступлениями.
— Были ли у романа «Дебютант» литературные, может быть,психологические предшественники?
— Если говорить о русской литературе, то я думал, конечно, о «Бесах» Достоевского. Я много лет прожил в Москве совсем рядом с тем местом, где Сергей Нечаев убил студента Ивана Ивановича Иванова. Это была первая русская сакральная жертва. Меня всегда поражало, насколько точно Достоевский предугадал в этом убийстве огромный сюжет, который будет оказывать колоссальное влияние на всю последующую русскую историю. Он понял тут же, что явилось некое новое зло. Новое в смысле средств, лозунгов… Зло, которое живет и сегодня.
Смотрите также:
Яд «Новичок» и его жертвы
