25 февраля перед спектаклем «Свадьба Фигаро» в Нижнем Новгороде дирижер Иван Великанов обратился к публике со словами, что «музыканты за мир и против войны», после чего оркестром была исполнена «Ода к радости» Бетховена. После выступления Великанова отстранили от работы.
DW: Иван, что именно Вы сказали 25 февраля со сцены Нижегородской оперы перед тем, как дирижировать бессмертной оперой Моцарта «Свадьба Фигаро»? И почему Вы это сделали?
Иван Великанов: Сказал я, что война — это плохо, а мир — хорошо. Я предполагал, что тут другого мнения быть не может. А сказал потому, что началась война. Все очень просто. Мне кажется, что сегодня, когда очень много тени наводится на ясный день, лучше называть вещи своими именами.
— Какова была реакция людей в зале?
— Люди аплодировали, кто-то крикнул «Браво!». Потом мне, правда, рассказали, что неcколько бабушек пытались возмущаться.
— Почему?
— Потому что они смотрят российское телевидение и считают, что идет не война, а «спецоперация». К сожалению, это не такая уж редкость. Культура пропаганды в России развита до такой степени и у нее такая мощная многовековая история, что удивляться тут абсолютно нечему, и я никого не осуждаю. Как может быть иначе?
Иван Великанов
— Вы сыграли также «Оду к радости» Бетховена. Почему именно ее?
— Потому что война несовместима с жизнью и искусством, и лучше всех эту идею выразил Людвиг ван Бетховен. Я исполнил «Оду к радости» как общечеловеческий символ мира. «Обнимитесь, миллионы» — что тут можно не понять? О том, что это еще и гимн Евросоюза, что мне сейчас ставится в упрек, я тогда вообще даже не помнил.
— Обсудили ли Вы Вашу небольшую мирную акцию с музыкантами оркестра, артистами, руководством театра? Поддержали ли они вас?
— Вот здесь — самый тонкий момент: я ни с кем ничего не обсуждал. Просто попросил поставить на пюпитры ноты Девятой симфонии. Для музыкантов это был сюрприз. Поэтому если кто-то из музыкантов оркестра или руководства театра имеет ко мне претензии, они обоснованы. Грубо говоря, если считать, что дирижер — это офицер, а музыканты — солдаты, то я был таким офицером, который отказался исполнять преступный приказ генерала. А солдаты обязаны подчиняться своему офицеру. Конечно, кто-то мог не играть, но мне показалось, что играли все.
— Вы чувствовали себя таким офицером?
— Я ощущал себя просто человеком, который должен сказать правду. Если бы я понимал, что это будет воспринято как политическая акция, я, возможно, сделала бы это в другой форме. Может быть, я сделал это еще и потому, что еще предыдущим вечером я почувствовал тяжелое, подавленное настроение зала: мы тут играем такого радостного и жизнелюбивого Моцарта, когда свистят бомбы и ракеты.
— Вы говорите о подавленном настроении публики. Как бы Вы оценили в целом настроение в Нижнем Новгороде — одном из крупнейших городов России, волжской метрополии?
— Оно неоднородно. Каждому ясно, что внутри России идет холодная гражданская война. Границы проходят не только внутри общества в целом, но зачастую внутри каждого отдельного корпоративного офиса, завода или семьи. Разными могут быть и в взгляды на происходящие, на сми, которым доверяют, разные прогнозы относительно будущего и разные результаты в поиске виноватых. Но есть общий знаменатель: есть запрещенная тема, и тема эта касается абсолютно всех. Ни думать, ни говорить ни о чем другом невозможно. А говорить невозможно, потому что ходишь по минному полю.
— Руководство Нижегородского театра весьма оперативно приняло решение о Вашем отстранении от участия в дальнейших спектаклях, включая показ постановки в рамках фестиваля «Золотая Маска» в Москве (при том, что Вам лично прочили до вчерашнего дня награду в номинации «лучшая дирижерская работа»). Это спровоцировало войну возмущения в культурном сообществе. Как Вы считаете, была ли у дирекции возможность принять иное решение?
— Не находясь в эпицентре информационной войны, это сложно понять: для людей, которые находятся в России очевидно, что никакое руководство государственного театра не может принимать никаких решений без вмешательства сверху. Пользуясь случаем, я хочу выразить поддержку и театру, и его руководству: я знаю, что они пытались меня отстоять. Решение об отстранении меня от спектакля принималось на самом верху. Я подчеркиваю: на самом.
— А где сейчас этот «верх»?
— Полагаю, что в бункере. Я не преувеличиваю. Люди забыли те времена, когда кое-кому (ред: Иосифу Сталину) было очень интересно не только, что скажет Юдина (ред: великая пианистка Мария Юдина), но и что она сыграет. Отсутствие исторической памяти у тех, кто говорит, что, мол, «президент слишком занят, у него другие дела», в этой ситуации меня поражает: главы государств в России всегда находят время, чтобы поинтересоваться тем, что делают люди искусства.
— Во всем мире сейчас раздаются призывы к бойкоту всего российского, да и, к сожалению, русского искусства. Каннский кинофестиваль не будут показывать российских фильмов, Валерий Гергиев и Анна Нетребко не будут выступать на ведущих сценах мира, сочинения русских авторов снимаются из концертных программ. Как вы к этому относитесь?
— Я не считаю, что это хорошо. Особенно, если огульно виноватыми оказываются все. Это воспринимается как слепая месть. Я понимаю, что это выражение солидарности, но выражение бессмысленное, агрессивное и главное — оно не по тем бьет. Когда разрываются контракты с русскими музыкантами только из-за того, что им не повезло иметь российский паспорт, — это безобразие. Есть такое понятие как презумпция невиновности. И даже среди тех, кто раньше открыто выступал на стороне главы государства, я делал бы разделение на тех, кто поддерживал его раньше, до начала войны, и тех, кто делает это сегодня. Что касается первых: Errare humanum est. Хотя я лично никогда не голосовал за Путина. Что касается вторых: тут имеют место возмутительные случаи, как подпись под открытым письмом в поддержку военных действий в Украине ректора моей alma mater — Московской консерватории. Это просто холуйство. Иного слова тут не поберешь. Как Вы знаете, сейчас курсируют два открытых письма деятелей российской культуры: грубо говоря, против войны, появившееся еще 25 февраля, и «в поддержку военных действий», опубликованное вчера в качестве ответа на первое. К счастью, во втором списке действительно значительных имен почти нет, зато в первом – весь цвет русской культуры, включая дирижера Владимира Спивакова или директора Большого театра Владимира Урина.
— Сколько мужества надо сегодня иметь в России, чтобы сказать «нет» войне? Чем сейчас человек рискует, поступая так, как поступили вы?
— Я не могу Вам ответить на этот вопрос, так как в течение последних дней возникла абсолютно новая ситуация. Как вы знаете, тысячи людей были арестованы в последние дни за участие в антивоенных демонстрациях и акциях протеста. Мы не знаем, к каким мерам будет прибегать власть в отношении таких людей искусства — а это не только я, но и множество других музыкантов, актеров, директоров театров и так далее. Могу честно сказать: пока никаких репрессивных мер, кроме отстранения от спектаклей, в отношении меня не последовало. Непосредственно сейчас я иду в Большой театр не репетицию, я там скоро выпускаю спектакль. Но что будет завтра, я не знаю.
Смотрите также:
