Художник Aljoscha: «После войны в Украине должна пройти деолигархизация и демаскулинизация»

Художника Aljoscha на самом деле зовут Алексей Потупин. Он живет и работает в Дюссельдорфе, но считает себя украинским художником. Еще во время Майдана в 2014 и годом позже, в 2015, он работал в Украине и теперь, когда там идет война, он снова вместе со своей женой Наташей отправился на родину. Его цель — поддержать украинцев своими инсталляциями и дать им надежду на мирную и счастливую жизнь в будущем. В интервью DW художник рассказал о своих проектах на родине и о том, какой он видит Украину после войны. 

DW: Aljoscha, вы еще до войны дважды ездили по Украине со своими проектами и инсталляциями. Что это были за поездки?

Aljoscha: Да, в 2014 году я был на Майдане. Как раз в то время, когда на площади убивали людей, они замертво или раненные падали прямо на моих глазах (глубоко вздыхает). Тогда мои биоэтические объекты или, если хотите, «инсталляции в галошах» летали над баррикадами. Мои футуристические работы смотрели на все происходящее сверху.

В 2015 году я поехал на родину, когда там началась декоммунизация со сносом всех памятников и символов «коммунистической», точней — советской эпохи. Для меня было важно исследовать культурно-исторический аспект трансформации, увидеть своими глазами, как одно поколение уничтожает культуру, накопленную их отцами, какой бы она ни была — позитивной или негативной в этическом смысле того времени, — это неважно. В любом случае, это был факт иконоклазма, уничтожения старой эстетики. Такое происходит только один раз в жизни, и я решил совершить такое репрезентативное путешествие по Украине. Я, по-моему, был единственным украинским художником, который проехал по стране шесть тысяч километров на автомобиле, сменив два колеса и побывав в самых глубинках родины. 

Я составил карту всех снесенных памятников, будь то Ленину, Марксу, Энгельсу и другим деятелям советской эпохи, и у меня получилось около восьмисот монументов, которые были снесены в течение двух-трех недель по всей Украине. Я поговорил с сотнями, если не тысячами людей о том, как они к этому относятся. В основном это были провинциальные места, далекие от крупных городов. Я пытался найти эти снесенные памятники и монументы, стучался в кабинеты бывших директоров совхозов и колхозов, руководителей сельских советов, райцентров, чтобы они мне показали, где хранятся эти останки. Я пытался мотивировать людей, чтобы они рассказали мне о том, как на самом деле происходили сносы этих памятников. Оказалось, что в основном местное население не было инициатором этих акций. 

Приезжали какие-то группы активистов и сносили эти идолы — вечерами или ночами. Утром люди просыпались и видели, что памятников уже нет, или на их месте лежали обломки. Остатки этих памятников или даже большие фрагменты уносились — в хоздворы, некоторые я находил на мусорных свалках или спрятанные в каких-то заброшенных зданиях. Это были совершенно сюрреалистические моменты, которые представали перед моими глазами. Открываешь какую-то скрипящую дверь и видишь в углу помещения остатки скульптуры или разломанный монумент.

— И что вы делали с этими фрагментами памятников?

— Я пытался заполнить своими инсталляциями пустоту в этих фрагментах. Как известно, почти все памятники были внутри пустыми — при их создании экономили на материале, будь то на дорогостоящей бронзе или другом металле. В эту пустоту, которая была замурована в течение многих лет и десятилетий, я помещал свои объекты из силикона, таким образом создавая биофутуристичские инсталляции в пыли прошлого. Пусть биоизм живет, вегетирует и произрастает в обломках. Одной из самых впечатляющих получилась работа в Гуляйполе Запорожской области, откуда родом Батька Махно. Там я нашел Ленина, лежащего практически в поле: его торс и через сто метров — голова. Это был абсолютный мираж. Большинство силиконовых объектов я оставил на месте съемок как действующие инсталляции, без каких-либо надежд, что они сохранятся надолго. Я документировал свои инсталляции на фотографиях, которые позже приобрел музей Getty Center в Лос-Анджелесе. 

— А что вы делали на местах, где были снесены памятники?

— Меня в моем творчестве интересуют пустые пространства, будь то внутри бывших памятников и монументов, как и на пустующих местах, где они стояли до сноса. Внутри пустот снесенных памятников, как и на их местах, где они прежде стояли, я интегрировал свои «биоизмы». Вы знаете, люди были мне благодарно за это. И тут мне хочется выйти на другую тему: женщины в Украине.

— Очень интересно, она как-то связана с вашим творчеством?

— Она связана с моей позицией, как художника и мировоззрением, как человека. В моей поездке по Украине я открыл для себя одну очень важную проблему: роль женщин в Украине. В силу социальных структур женщина в Украине, как и во многих постсоветских странах, в первую очередь мать и жена. Эта структура недостаточно гуманна по отношению к женщинам. Уже во время моей поездки, цель которой была задокументировать декоммунизацию, мне приходилось буквально ломать человеческий страх и недоверие, чтобы люди могли рассказать какую-то внутреннюю правду, поделиться тем, что они на самом деле чувствуют. Еще тогда я обратил внимание на то, что гораздо свободней в своих высказываниях были женщины, а не мужчины. Женщины, будь они директорами школ, предприятий или сельских советов, всегда быстро и ясно говорили о своих чувствах и об отношении к происходящему. Они сразу могли показать, где лежат снесенные памятники, как они относятся к действующей власти, к проблемам коррупции, к олигархам. Они быстро принимали решения, находили людей, которые могли о чем-то рассказать, а вот мужчины — это настоящий позор. Не было ни одного руководителя-мужчины, который был бы открыт и честен. Я от всего сердца желаю Украине после войны, как бы это правильно сказать, демаскулинизации правительства страны. Я вижу Украину будущего как парламентскую республику, в руководстве которой должно быть намного больше женщин, чем сейчас. Я уверен, что ни одна мать не довела бы Украину до этого конфликта, до войны, от которой сейчас гибнут мирные жители, дети, дочери и сыновья-воины. Матери в Украине являются несущим стержнем, они более гуманные и человечные. Я уверен в том, что они бы не допустили этой войны. Но я отвлекся от темы, прошу прощения. Какой ваш следующий вопрос?

— Да, спасибо, я хотел поговорить о вашей последней поездке на родину, в Украину. Что побудило вас поехать в страну, откуда люди бегут из-за войны?

— Когда я восемь лет назад был на Майдане, там царила совершенно другая атмосфера. Это можно сравнить с резким порывом ветра перед ураганом, как все теперь знают. Во время моей последней трехнедельной поездки по Украине в конце марта нынешнего года я пережил заметную перемену по сравнению со временем кровавых протестов на Майдане. Тогда я чувствовал позитивную энергию во имя будущего, несмотря на жертвы, а сегодня многие устали. Кто может, тот пытается бежать из страны. И это понятно, ведь гражданское население оказалось заложником войны безумных политиков. 

  

Я увидел пустующие школы, интернаты, детские дома и дома престарелых. Выше я уже говорил, что мне всегда хочется заполнить пустоту. Но в этот раз мне этого сделать не удалось. Мои инсталляции с тоской и грустью смотрели на пустые помещения оставленных школьных классов, спортивных залов, библиотек, детских домов. Многих детей удалось эвакуировать, но многие остались. Уезжают те, кто может, остальные остаются, живя в страхе и неведении, что с ними будет дальше.

— А вам самим вместе с женой не было страшно в Украине, в которой идет война?

— Мы проехали три тысячи километров. Начали с запада страны, спустились на юг до Одессы, потом поднялись в центральную и восточную Украину, оттуда на север в Киев. Мы были близки к линиям фронта на востоке Украины, мы слышали автоматные очереди, перестрелки и взрывы, когда были буквально в километре от Бучи, проезжали через заминированные поля, объезжая взорванные мосты. Да, конечно, вместе с нами ехал и страх, но мы давали себе отчет в том, что приняли решение работать на родине и поддержать своих земляков в эти дни страха и сомнений. Было очень грустно видеть пустые помещения, в которых были только растерянные педагоги и сотрудники учреждений. Мы устанавливали инсталляции из акрилового стекла в основном розовых оттенков, которые висели над пустотой, там, где еще недавно находились дети. 

Учителя благодарили нас за то, что мы дарим им надежду и моральную поддержку. Несмотря на то, что мы не ставили целью сделать широкую документацию путешествия, мы все же фотографировали учителей и пустоту школ, в которых были установлены наши инсталляции. Педагоги в пустоте с розовой надеждой, — так они сами называли наши скульптуры. В отличие от моего предыдущего проекта, связанного с декоммунизацией, когда я заполнял пыльное прошлое разрушенных памятников, то в этот раз психологический вакуум помещений мне закрыть не удавалось. Однако мои инсталляции, как тогда на Майдане, смотрели сверху вниз. И это было символично. Все ждут того дня, когда эти помещения будущего снова заполнятся детской жизнью. Мирной жизнью. Об этом нам говорили все, с кем мы общались. В некоторых интернатах на западе страны, откуда были эвакуированы дети, например, в Великий Бычков, сегодня живут 250 беженцев, пользуясь одним туалетом…

— И последний вопрос: когда вы уезжали из Украины, то какое у вас было чувство — вернется ли туда мир, и скоро ли?

— Перед нашим интервью я обзвонил своих друзей и родственников в Украине — в Харькове, Изюме, Лозовой, где прямо сейчас идут обстрелы и взрываются ракеты, чтобы узнать, живы ли они, как у них дела и что они думают о войне. Я записал их мысли и пожелания, чтобы использовать голоса людей в этом интервью. Одно из главных их пожеланий — искать виноватых не только в России, хотя понятное дело — Россия не скоро смоет свою вину перед украинским народом. Ее необходимо после войны привлечь к ответственности перед международным судом. Украинцы — народ объективный, и у них есть вопросы, например, к украинским олигархам, которые тоже несут ответственность за то, что сейчас происходит. Они не могут просто так откупиться от смертей сотен и тысяч украинцев. Это касается Ахметова, Жеваго, Коломойского, Боголюбова, Порошенко, Пинчука. Кстати, последний на Биеннале в Венеции организовал выставку, которую назвал «борьбой за свободу». Из уст олигархов это звучит по меньшей мере странно. Все они принимали активное участие в «распиле» Украины и сейчас, когда они говорят, что нужно бороться за свободу, то не понимают, что украинцев не обманешь. Бороться за чью свободу — за их свободу, за их уделы, за их миллиарды? 

Они бросили украинцев в топку войны, как дрова. И это ужасно. Они все скопом вылетели на своих частных самолетах из Украины на Запад. Все их дети живут в благополучных странах, никто из них не пошел добровольцем с оружием в руках защищать свою родину. Но все они говорят, сидя на диванах, что нужно сражаться за свободу и демократию. Это я передаю вам мнения людей оттуда — из Харькова и с востока Украины. Именно оттуда спрашивают, что будет с этим олигархами после войны? Второе пожелание людей — поменьше популизма. Именно популизм зашкаливает в средствах массовой информации в Украине — он звучит по телевидению, радио, из каждого утюга. Народ не обманешь. Внутренний популизм отчасти дискредитирует нынешнюю власть в Украине. Те, с кем я говорил, считают, что уже сегодня необходимо думать о том, что будет после войны и расставить приоритеты. В первую очередь необходимо решить проблемы с образованием, система образования должна быть выведена на мировой уровень. Это касается и медицины. За последние десятилетия медицина была практически разрушена. Моя двоюродная сестра работает всю свою жизнь в больнице под Изюмом, она акушерка, принимает роды. Они там сейчас работают на износ. Сейчас они принимают и лечат раненых. Система здравоохранения находится в полном упадке. Медики просто жертвуют собой, падая без сил в операционных, спасая жизни людей. 

Кроме того, украинцы требуют полноценной и настоящей люстрации судейского корпуса. Украинские судьи должны быть люстрированы не на бумаге. Народ ждет деолигархизации и готов к демаскулинизации. Без этого страна не может стать демократической, доброй и свободной. Я верю в то, что Украина выстоит перед российской агрессией, иначе и быть не может. Народ консолидирован, люди помогают друг другу как никогда, и они достойны счастливого будущего.

Смотрите также: